Рецензия на книгу «Охота за тенью» Якоба Ведельсбю

Атмосфера нового романа датчанина Якоба Ведельсбю «Охота за тенью» сначала кажется удобно-узнаваемой из-за насыщенности не только описаниями комфортных и традиционных европейских реалий, но и психологическими портретами знакомых европейских типажей. Типичное мышление европейца заявлено в повествовании почти сразу: «Я должен сделать о «Мишн зироу» документальный фильм! Если хотя бы часть информации,попавшей в мои руки, окажется правдивой, этот фильм станет для меня пропуском обратно в мир популярности. Он привлечет к себе внимание телевизионных и газетных журналистов всего мира и не будет сходить у них с языка, пока все подробности не выплывут наружу». Вот оно, вожделенное счастье человека, воспитанного в традициях общества, где собственная выгода и личный успех стоят гораздо выше любого старомодного альтруизма!

Однако… вот в тексте недвусмысленно просвечивает и еще одна позиция, и, видимо, она совсем не противоречит заявленной, прежде всего остального, позиции успеха во что бы то ни стало, раскрутки внезапно попавшей в руки сенсации: «Это та роль, к которой я внутренне стремлюсь, — быть известным режиссером, одним из тех, кто делает мир лучше». Здесь ключевые слова - «сделать мир лучше». Это уже ближе к человеколюбию и, шире, к молчаливому героизму. Будет ли способен на него главный герой романа Петер Беллман, заштатный тележурналист на одном из сотен европейских телеканалов?

С самого начала презентована тематика, романный лейтмотив - разработка некой тайной медицинской организацией тайного биологического оружия; тем самым нам дают понять, что это априори социальный роман, и в нем все будет вертеться вокруг социальных и актуальных событий. В недрах Европы оживает и восстает из гроба Франкенштейн нового мальтузианства. Уничтожить рождаемость, чтобы жить спокойно! Уничтожить способность женщин к деторождению, чтобы из стран третьего мира на благополучную старушку-Европу не навалились несметные полчища голодных и жадных народов!

Как мы видим теперь, полчища действительно-таки навалились, и это историческое событие было неизбежным; многие социологи уже называют его вторым Великим переселением народов. Толерантная Европа, сомневаясь в правоте своих действий и сетуя на свое вежливое бессилие, открыла двери, и в них сплошным потоком хлынули ливийцы, сирийцы, арабы, египтяне, марокканцы, жители Йемена, Эфиопии, Сомали, Турции, Ирака, Алжира.

Гигантский рассказ Петера Беллмана величиной с роман - а роман написан от первого лица - одновременно и попытка самоанализа, и разворачивание событийного веера происходит медленно, но верно - герой не боится раскрывать свои секреты; события, с ним происшедшие, он беспощадно анализирует, выворачивая в невольной исповеди душу наизнанку - мы видим героя в постели с мужчиной, в неприглядных объяснениях с бывшей женой и в целой веренице ситуаций и положений, о которых он мог бы умолчать; в перипетиях союзов с другими женщинами, проходящими сквозь его жизнь подобно теням. «Однако жизнь не стоит на месте», - замечает старый знакомый героя Йохан, и эта банальная истина, откровенный штамп, отчего-то отзвучивает печальной поэзией.

Прием воспоминаний - почти беспроигрышный; герой то и дело перепрыгивает из своего настоящего в свое прошлое, и его прошлое, так ему кажется, лучше дает понять ему, настоящему, и нынешний мир, и самого себя. И та сенсация, на которой Петер хочет выстроить сверкающее здание своего успеха, возведя его на прочном фундаменте спасения человечества от новой - демографической - войны, тоже попадает ему в руки из прошлого - из рук его покойного друга Януса. В блокноте Януса, что передала Петеру дочь умершего, - информация об организации «Мишн зироу», что конкретно занимается технологией лишения женщин их предназначения.

Итак, у Петера в руках - не только информация, но и деньги на расследование, оставленные умирающим Янусом в камере хранения на Центральном вокзале Копенгагена. А старый знакомец по отдыху в Гоа немец Йохан становится верным помощником Петера в расследовании истории и деяний «Мишн зироу».

По ходу действия героя окружают люди: родные, знакомые, незнакомые, - шумит людское море. С виду благополучная Дания полнится человеческими драмами. Петер становится свидетелем смерти собственного отца; эта сцена написана скупо и точно, с «фирменным» скандинавским холодочком, абсолютно без сантиментов, - без признаков горячей жизни и тем более душевного или духовного страдания. Но, тем не менее, она глубоко цепляет нас стальным жестоким когтем. А Петер все продолжает мечтать о славе. Фильм о «Мишн зироу», чьим инструментом по производству женского бесплодия стала компания «Рейнбоу медикалс», серьезно кажется ему ВИП-пропуском в сверкающий дворец, где пируют знаменитости.

Вот и задан необходимый провокационный вопрос главе «Рейнбоу медикалс» Кристиану Хольку. Петер задает его с виду безмятежно, а на деле жестко и даже жестоко. Он спрашивает Холька о программе разработок биологического оружия. Хольк вполне ожидаемо умолкает, ссылаясь на нездоровье.

И тут, как водится в любом хорошем, правильном экшне, начинается преследование тех, что осмелились посягнуть на жизни людей еще до их зачатия. Героя берут с поличным - Петер обвиняется в распространении наркотиков. Старый полицейский трюк открывает перед Петером череду раздумий о современном мире. Ведельсбю не скупится на констатацию современных жестокостей - у нынешней мировой трагедии узнаваемое лицо с определенными жесткими и злыми чертами: «Включи телевизор — и получишь полный набор надругательств над детьми, изнасилований, убийств, войн и террора. Знай, что ты не в силах защититься, помни, что ты сам себе укрытие, которое ты же и разрушаешь».

Петер и Йохан ведут свое расследование, перемещаются по городам и странам; их пытаются настигнуть и обезвредить - классическая схема остросюжетного романа в действии. У скандинавского детектива, боевика и триллера есть особые приметы: он должен быть одновременно и спокойным и даже прохладным, и четким и энергичным. Совмещаются противоположности. Ведельсбю эмоционально не повторяет Стига Ларссона - он больше склоняется к живому теплу, живым парадоксам и живому изображению человеческих слабостей: герой курит дурманный хеш, спит с разнообразными женщинами, то и дело, вынырнув из наркотических видений, раздумывает о смысле всеобщей жизни, неустанно вороша свою.

Но что-то общее в обоих авторах все же есть. Оба пытаются поставить своих героев лицом к лицу с самыми болезненными проблемами европейского бытия. У Ларссона это насилие над женщинами, у Ведельсбю и того хлеще - попытка лишить женщину ее женского предназначения.

А тем временем герой общается с целым сонмом родных. Отношения с братом, отношения с матерью, отношения с первой женой, отношения со второй женой, отношения со старшим сыном, отношения с сестрой, отношения с отцом, отношения с внезапно встреченной первой любовью - да это же просто классический семейный роман, тщательно замаскированный под социальный триллер! Погружаясь в детальное рассмотрение этих отношений, понимаешь: европейская семья дает сильный сбой, она уже давно не монолит, а конгломерат из насильно слепленных живых особей, каждая из которых - не обязательно личность. И не обязательно вступает в общую реку времени. Лодки плывут отдельно. Гребцы не смотрят друг на друга. Разъединение, распад торжествуют. Именно это разъединение и рождает то, о чем столь горько упоминает Петер в беседе с Йоханом: «Мы закрываем глаза и уши, когда нищие вопиют о своей нищете, и отгораживаемся от проблем, которые, как нам прекрасно известно, не минуют и нас, когда бедные потребуют свой кусок пи­рога».

Ближе к финалу романа снова, сквозь строй вспыхивающих и гаснущих семейных, любовных и дружеских связей, опять прорастает побег острого сюжета и пробивается уже подзабытая читателем за звучанием семейных аккордов мелодия «Мишн зироу».

Экшн убыстряет темп, и изображение социального расслоения, ему в пандан, становится откровенно ярким, рельефным; устами африканского паренька-проводника Якоб Ведельсбю проговаривает то, о чем молчать даже в толерантной Европе уже давно не комильфо:«Вы держите нас за лю­дей третьего сорта, плюете на нас или — если будет душевный порыв — суете нам милостыню. Вы забыли о том, что тоже не всегда были богатыми. Наша культура вызывает у вас страх. Наши миры разделяют какие-то жалкие четырнадцать километров, но они давно превратились в тысячи!..». Разве за этими словами не стоит материал для будущих, гораздо более страшных сюжетов?

А вот и поимка двух друзей-документалистов, и направленный на них автоматный ствол, и темные коридоры, и жуткий застенок - весь джентльменский набор остросюжетного гобелена, где благородных рыцарей правды захватывают враги - сторонники якобы спасения Земли от гибельного перенаселения. А может, на деле и теми, и другими движет все та же жажда денег и славы? Деньги и слава невидимым воинством стоят за плечами людей, жестоко воюющих друг с другом. За что? За светлое будущее? За нормальное, не искореженное трагедиями настоящее? За то, чтобы сделать мир лучше? Оптимистичная фраза про лучший мир гипнотически повторена в конце романа, но отчего-то ей не веришь. Слишком много горечи и лжи ожидает цивилизацию за поворотом часовой стрелки. Слишком большой выкуп требует будущее за свой к нам приход: никаких денег не хватит, чтобы с ним расплатиться.

Автор рецензии: Елена Крюкова